История моей мамы

Предисловие

Мама часто рассказывала нам о Гатчине, своем замечательном доме, о школьных друзьях и любимых учителях, о родителях.
Несколько лет назад внук, а потом и родные стали уговаривать маму написать о себе.

Наконец мама написала свою историю, даже то, что нам раньше не говорила — об эвакуации, о встречах с одноклассницами, о многих родственниках.

Мой дом и дворец

Я родилась в чудесном красивейшем городе Гатчина в 1923 году. Наш дом стоял недалеко от дворца. Собственно, это было два дома.  Внизу каретная — гараж, дворницкая, где при нас жила дворничиха Аннушка с семьей. В этом же доме была пекарня, два магазина - хлебный и бакалея, гастрономия. В этом же доме при нас была начальная школа №1 имени Луначарского. Двор обрамлялся ледником, конюшней, сараями, прачечной.

Мы жили в трехкомнатной квартире на первом этаже, плюс крытая терраса с высокими лепными потолками, большими окнами с крестообразными переплетами. Одна комната была детская для нас с Тамарой. Вторая - для папы с мамой, столовая с паркетным полом и камином. На потолке висела огромная бронзовая люстра. В кухне и прихожей на полу был линолеум. Ванная комната с туалетом отапливались титаном.

Все окна нашей квартиры выходили в сиреневый сад. Там росли десять кустов сирени, два из них белые. К большой радости нас, ребятни, весной срезали сирень, и мы разносили ее по всем квартирам. В саду росли две старые, очень толстые березы, на них держались качели. В саду совсем не росла трава. У террасы мы играли в лапту, прыгали через веревку, скакали. Большая, без окон, стена хорошо служила нам при игре в мяч. Двор весь устлан камнем - щебнем, и только к подъездам вели каменные плиты - панели.

Совсем рядом находился дворец и парк, куда мы ходили гулять с родителями. До учебы в школе мы посещали детский очаг (не детсад) при дворце. Это помещение между центральной частью дворца и арсенальным каре, гуляли там в «Собственном саду». В садике красивые скульптуры и полукруглые длинные аллеи. Катались на царских трехколесных велосипедах. Из игрушек помню куклу - пастушок, играющий на свирели с заводным ключом.
После войны Гатчина была закрытым городом, поэтому я поехала в Сортавала, где жила тетя Шура, а потом в Петрозаводск. Когда отрыли Гатчину, я поехала в свое детство, в наш дом. Соседи  раскопали во дворе два горельефа и барельефа, подаренные на свадьбу родителей в 1911г. Сейчас они радуют нас.

Библиотеки

Дома в нашей небольшой библиотеке была одна очень хорошая книга - «Учебник для самообразования» с рисунками-схемами всех музеев мира, рассказами о театрах со схемами зрительных залов, о постановках, которые ставились на сценах, их авторах и артистах. В книге предлагалась система чтения всемирной литературы, которой я следовала.

В Гатчине была на редкость богатая библиотека. В ней находились и книги, переданные из дворца. Когда я родилась, город назывался Троцк, и в библиотеке все книги имели штамп «Троцкая уездная библиотека». Мы, члены литературного кружка из школы, работали в библиотеке — густо зачеркивали эти штампы. И в Петрозаводске  некоторое время я работала библиотекарем.

Мои школы

В 1-ой школе, в нашем доме, было по одному классу. 4 учительницы и директор. Нас там кормили.

Мама часто работала на кухне. Папа был председателем совсода - совета содействия, решали вопросы помощи бедным. Мама была очень хорошей портнихой (до замужества обучалась этому у француженок) и перешивала бедным ученикам одежду из того, что приносили родители.

Учителя - немолодые женщины - были очень воспитанные, знающие языки. Обучали манерам и сами были примером для подражания.

В 3-ей «советской» школе много было учителей-мужчин, но больше  женщин. Все они тоже были для нас непререкаемым авторитетом. Особенно я любила учительницу русского языка и литературы. Она обучалась в Сорбонне.
Если в 1-ой начальной школе имени Луначарского было     четыре класса без параллелей, то в 3-ей школе, куда я перешла в пятый класс, было много параллелей. Пятых классов было девять. Школа была очень большая. Это было большое красивое  трехэтажное здание буквой «Г». Раньше это был сиротский институт,   созданный Ушинским. В школе было два спортивных зала в три   этажа высотой, две мастерские для уроков труда. Огромные  мастерские. Одна столярная с большим количеством верстаков – хватало всем. Вторая мастерская с токарными станками для  обработки дерева. Станков также хватало для всех учеников. Были  специальные кабинеты для уроков физики, химии, биологии с  красивыми инструментами, чучелами животных.

Из дверей классов был выход (на переменах) в огромный светлый зал шириной больше класса. Кроме того, был отдельно  актовый зал для собраний. Зал большой с четырьмя кафельными  красивыми большими печками. Сцена. Высота зала - в два этажа.  Вдоль уровня второго этажа шли по обе стороны сплошные  балконы.

Огромный двор школы обрамлялся стеной зоотехнического института. Во двор с проспекта «25 октября» вели большие арочные   ворота. Четвертая сторона двора выходила в парк и частично на  стену типографии.

Школьные годы

Когда я училась в 7-ом классе, школа поделилась на две. Наша   № 3 и № 11 с одним из спортзалов. В школе я была очень робкой,  застенчивой. Училась средне. Очень часто болела ангиной. С 8  класса я как-то преобразилась, стала энергичной, стала лучше  учится. Меня избирали старостой класса, а в 10 классе оба  полугодия я еще была председателем учкома школы. В аттестате  только по военному делу была «тройка».

Из школьных предметов я любила математику и литературу. Любила писать сочинения на свободную тему. Умничала,  фантазировала. Очень помогало знание античной литературы. Мои  сочинения отмечались «пятерками» и даже отправлялись в Леноблоно (Ленинградский отдел народного образования).  Участвовала в кружке самодеятельности. Часто с учителями  готовили пьесы. Меня, просто как активную, включали в спектакли,  хотя я и тогда понимала, что артистка посредственная. Зато в танцах  превзошла всех партнеров и партнерш. Получала призы, отправляли  на концерты в Ленинград.

Дружили мы втроем - Пожедаева Кира, Силова Поля и я.   Мальчиков постоянных было 5 человек. Отношения были чистые,  интересные. При наших «сборах» играли в какие-нибудь игры с  литературным, фантазийном уклоном.
Школьные годы вспоминаю с большой теплотой. К нам очень  хорошо относились учителя. Все, кроме одной «исторички», были с  семинарским образованием, высокой культуры.  

До войны в Гатчине в старших классах над школой  шефствовали два военных полка, артиллерийский и полк связи. Казармы размещались в служебных помещениях дворца рядом с нашим домом. В то время в армию брали и студентов. Солдаты -  бывшие студенты, занимались со школьниками оружием, проводили  комсомольские собрания, концерты. Было весело.

После выпускного вечера, в воскресенье, все десятиклассники и некоторые учителя поехали на экскурсию в бывшую Финляндию – город Териоки, теперь Зеленогорск. Красивейшее место на берегу Финского залива, но со следами финской кампании. А через неделю – война...».

Эвакуация. Гатчина

Школу я закончила в 1941 году. Через неделю после выпускного вечера ездили с классом в Териокки на экскурсию. Следы финской войны, «линию Маннергейма» видели, а еще через неделю — 22 июня, война.

Мы, конечно, пошли в райком комсомола, и нас, пятерых комсомолок, дав в руки по мелкокалиберной винтовке, направили в закрытую зону в парке, для охраны от диверсий водозабора, питьевая вода подавалась из Серебряного озера. Папа работал во Дворце-музее. Мама еще раньше умерла. 

К 17 августа 1941 года была закончена во дворце подготовка к отъезду. Упакованы товарные вагона с ценностями Гатчинского дворца-музея. Нашему папе было поручено всем этим руководить. Для нас, семей дворцовских служащих, был выделен один товарный вагон. В этот день начался артиллерийский обстрел города. Бомбежка была уже привычна. 16 августа мы с сестрой решили не идти ночевать во дворец, а когда утром пришли во дворец, у нашего крыльца была огромная воронка от бомбы, вплотную у лестницы.Вокзал находился совсем рядом с дворцом. Паровоз все-таки дали и мы – огромный эшелон с 4 дворцовскими и 2 товарными вагонами – поехали.

В первую же ночь перед поездом бомбой было разрушено железнодорожное полотно. Стояли сутки в ожидании, когда починят. Так и ехали целый месяц. Погода была теплая, солнечная. Большое скопище эшелонов ехали, стояли по разным путям. На одной из станций, уже недалеко от Урала, увидели нашего земляка, Петра Юшкевича, который после расстрела отца в 1937 году как «врага народа», был сослан с семьей. Он сказал, что в городе Сарапул, куда мы ехали, живет его мать с его братом. Они были тоже в 1937 году сосланы туда. Он дал папе ее адрес, так как родители дружили.

В город Сарапул (Удмуртия) мы приехали в середине сентября. Сдали огромный груз в краеведческий музей, куда уже был завезен груз Русского музея. Несколько дней жили в музее. Сарапул – большой купеческий город на реке Кама. Мы потом жили в малюсенькой комнате с Тамарой и папой у Юшкевичей, которых хорошо знали.

Папа стал работать на хлебокомбинате возчиком на лошади, Тамара там же стала работать экспедитором, а я – в сухарном цехе аппаратчицей - закладывала грохотки, огромные противни из металлических сеток. Там работали местные женщины – простые, грубоватые. Там я впервые услышала мат, грубые шутки. Одну непристойную шутку одна попыталась сделать со мной. Я резко пресекла, и потом установились хорошие уважительные отношения со мной, а мне было всего 18-19 лет. Я там выпускала стенгазету.

Нам разрешали отправлять посылки с сухарями. Я в Ленинград отправила одну посылку своей бывшей однокласснице Ире Троицкой, вторую – младшему сыну нашей хозяйки. После войны была в Ленинграде у Иринки: у нее мой ящик стоял на самом видном месте на полке. В блокаду такая посылка имела ценность.

8 мая 1942 года умер папа. Мамин брат, мой крестный, с семьей, двумя невестками и их сыновьями, был эвакуирован в Северный Казахстан, поселок Чалдай Павлодарской области. Он там работал директором школы. Он выслал нам вызов, и мы с Тамарой поехали туда. Нас хорошо встретили. Жили мы в большом бараке все вместе. Крестный, старшая дочь Сима с дочерью Лялькой, младшая Светлана и мы с Тамарой – всего 7 человек. Моя сестра Тамара еще до войны работала в младших классах. Поэтому в Чалдае она стала работать учительницей в начальной школе. Мы со Светланой стали работать в цехе железнодорожного строительного участка. Всего 5 человек – 4 женщины и один парень нашего возраста – ссыльный поляк. Мы пилили бревна, очень толстые сутунки. Полсмены пилили их на диски, вторую половину дня кололи их на мелкие части – это предназначалось на грузовые машины – газогенераторные. Потом это предприятие закрылось, и я пошла работать на лесопильный завод. Это были стены, деревянная крыша, открытые двери, большое отверстие – окно, куда выбрасывался горбыль. С одной стороны ворота, куда ввозились сутунки , с другой – ворота, куда вывозились доски. В центре – лесопильная пила. Я была винтовщиком, то есть принимала с пилы бревна, завинчивала их на тележку. Давала знаки закомельщику, как ему рычагом подправить сутунок, чтобы он правильно шел в пилу. Работали без выходных по 10 часов. А один день – 15 часов, чтобы перейти из смены в другую смену.
Очень мерзли – сибирские морозы, а одежды, ботинок не было. На сшитые из старых чулок ноги одевались калоши. Кормили раз в сутки, это была кипяченая вода с солеными вареными помидорами. Без хлеба, так как в паек давали сколько-то проса. Мы его мололи на муку на ступе. В этой муке было больше шелухи, чем муки. От этих лепешек были страшные запоры. Да и лепешек хватало ненадолго. И огородов - морковь, помидоры - хватало ненадолго.

Первое время, мы жили с дедушкой. Потом нам выделили рабочих, они построили на две комнаты с русскими печами. Во второй комнате жили две девушки. Помню, как складывали из кирпича печь, как штукатурили стены с дранкой.

Крестный приходил на завод, молча смотрел, как я работаю. Потом пошел в отдел кадров и сказал, чтобы уволили меня. Я пошла в кадры, настояла, чтобы не увольняли.
Это все одна сторона жизни. Но мы были молоды, хотелось радости. В поселке был клуб. Там постоянно на баяне играл один ссыльный. Мы ходили на танцы. Кавалеров-партнеров было много. Это были ссыльные поляки, может быть, чуть старше нас, интеллигентные, воспитанные люди.

Среди родственников все, кроме нас с Тамарой – Погодины. Нас так и называли – Погодинский колхоз, 13 человек. Жена старшего брата двоюродного Наташа была пианисткой, танцор и художественная свистунья, Светлана хорошо пела, Тамара читала стихи, я танцевала одна, со Светланой и с Наташей втроем эксцентричный фокстрот.

Когда приехала из Ленинграда после прорыва блокады тетя Шура, она ставила пьесы – «Женитьбу» Гоголя, «Ревизора» и другие.
У нас был замечательный конферансье – пожилой ссыльный грек Шелехес. Очень остроумный, знал и пел много эстрадных куплетов. Представлялся: «Шелехес» в переводе на русский «тряпка».
Это точно, что культуру мы вносили в поселок хорошую.

В начале 1944 года всем родственникам-ленинградцам разрешили въезд в Ленинград, а Гатчина оставалась закрытым городом. Мы с Тамарой остались одни. Тетя Дуся, племянница родителей, выслала нам вызов в Беломорск, на работу в НКГБ.

Когда мы приехали 1 августа 1944 года, оказалось, что наркомат переехал в уже освобожденный Петрозаводск. У нас были родительские документы, облигации. Мы в сберкассе выиграли 100 рублей, купили билеты и выехали в Петрозаводск. Там сразу нас оформили на работу. Город был очень разрушен.

Тетя Дуся была начальником нашего подразделения. 31 декабря 1944 года нас перевели в город Сортавала, бывший финский, очень красивый город.  Здесь мы и встретили Победу.

Нина, Тамара и я, собака Гарри
Кира, Поля и я	Пожедаева Кира
Поля Силова
	Артполк шеф 3 шк. Комитет комсомола в школе. Учком, предс. Борисова. Аркадий Клойз
Ираида Борисова и Светлана Погодина	Тетя Дуся